У некоторых людей безбожие - органическая потребность. Подлинных безбожников можно разделить на три категории:

Воспринимающих бытие вследствие склада ума только на ощупь при отрицании сверхъестественного, потустороннего, невидимого и поэтому согласных с примитивным объяснением мира;

Не принимающих ни Бога, ни благородное начало в силу дефекта души и принадлежащих к породе порочных и неполноценных людей, явных и потенциальных преступников;

Ненавидящих патологически Бога сатанистов, культивирующих зло в его крайнем выражении (их число ничтожно).

Мы называем безбожниками по воспитанию людей, чье сознание было изуродовано средой и образованием, как, например, в СССР, где с раннего детства вколачивают в головы безбожие. В разделе III этой работы мы установили, что марксизм пришел к признанию души, правда, в завуалированной форме и не произнося слова душа , которое ему столь ненавистно. Бесформенное и запутанное учение академика Павлова отрицает наличие души и удобно для насаждения безбожия, потому это учение стало составной частью марксизма. Мы остановимся на трудах Павлова, созданных им после открытия условных рефлексов (1900-1935 годы).

1. «Проклятый вопрос»

Наблюдая за работой слюнной железы собаки, Павлов открыл условные рефлексы, сопровождающие безусловный пищевой рефлекс*.

* Безусловным рефлексом следует считать автоматическую, непроизвольную реакцию животного организма на возбудитель. Условным рефлексом Павлов называет рефлекс, вызванный при отсутствии нормального возбудителя посторонним возбудителем, который был предварительно присоединен к нормальному возбудителю. Следует отметить, что не все условные рефлексы доходят до сознания (например, рефлексы, вызванные ультразвуком). Многие рефлексы могут быть не зафиксированы сознанием вследствие маловажности или отсутствия смысловой нагрузки.
После смерти Павлова академик Быков доказал, что образование условных рефлексов, вызванных работой различных органов, протекает ниже порога сознания (К. М. Быков. Новое в учении Павлова о высшей нервной деятельности. М., 1947. С. 10-18). Следует согласиться с оценкой павловских условных рефлексов академиком Л.А. Орбели: «Кроме того, выяснилось, что сам по себе механизм образования условных связей уже до такой степени элементарен, что взрослый человеческий организм далеко не гордится выработкой новых условных связей. Он гордится скорее тем, что этой выработке сильно противодействует и очень быстро укладывает вырабатывающиеся рефлексы в известные нам рамки» (Физиологический журнал СССР, 1947. № 6. Т. 3. С. 676).

Выбор Павлова пал на слюнную железу, так как измерение слюны отличается простотой и точностью. Открытие Павлова - ценный вклад в физиологию. Но поведение животного (совокупность его движений) определяется не условными рефлексами, а животным умом (гл. 19, 6). Собака может принимать пищу в одних и тех же условиях на тысячу ладов. Замена животного ума условными рефлексами - грубая ошибка Павлова. Возможно, он не пренебрег бы наличием у собаки животного ума, если бы приборная техника его лаборатории позволила измерить также кинестезические (двигательные) реакции собаки и тем самым изучить поведение в целом животного. Высказанное предположение покоится на том, что Павлов не отрицал элементарной догадливости собаки*, полагая, что животное выражает желания движениями, и поэтому считал, что следует «резко отличать секреторную реакцию организма от двигательной»**. К сожалению, он пренебрег этим соображением и пришел к следующему положению, которое тоже ошибочно и опровергается поведением собаки, уж не говоря о поведении человека: «Психическая деятельность есть результат физиологической деятельности определенной массы головного мозга»***. Это положение является основным в учении Павлова.

Полное отключение мозга от души или животного ума вызывает у человека или животного обморочное состояние, при частичном отключении они погружаются в сон или впадают в гипноз. В этих состояниях при любых изменениях головного мозга сознательная деятельность отсутствует. Тем самым опровергается основной вывод Павлова о возникновении психической деятельности в результате физиологической деятельности определенной массы мозга. Мозг - лишь инструмент души, которая им управляет. Поскольку торможение коры головного мозга - конек Павлова, он и его последователи могли бы возразить, что в состояниях сна или гипноза отсутствие сознательной деятельности мозга связано с разной степенью торможения коры. Бездоказательными утверждениями о разных видах торможения («иррадировании», «концентрировании», «взаимной индукции») они устраняли подобные помехи со своего пути.
В 1916 году Павлов в докладе на Философском обществе в Петрограде сказал, что он физиолог и при изучении физиологии «ни в каких посторонних понятиях и представлениях не нуждается»****. Соответственно следовало бы ему вскрыть механизм торможения чисто физиологическими средствами. Но на проклятый вопрос (так Павлов называл торможение) он не смог ответить всю жизнь, как не ответили и его ученики. Это вполне объяснимо. Торможение связано с угасанием ощущений. Душа - центр, в котором внешние сигналы трансформируются в ощущения. В массе мозга нет такого центра, поэтому тщетно объяснять торможение только с позиций физиологии. Павлов, считавший себя эмпириком-социологом, боялся ощущений, как черт ладана, и вообще избегал о них говорить, так как ощущения доказывают наличие души у человека и ее подобия у животного. Советские психологи продолжают объяснять ощущения, исходя из постулатов марксизма.

* И. П. Павлов. Поли. собр. трудов, 1949. Т. 3. С. 557.
** И. П. Павлов. Избр. труды. М., 1954. С. 301.
*** Там же. С. 206.
**** Аналогично ответил Наполеону Лаплас в «Системе мира» о месте Бога. «Но даже ярый детерминист Лаплас, - пишет Ф. Франк в «Философии науки» (М., I960), - не нуждавшийся в гипотезе Бога, в своей книге по астрономии нуждался в верховном Разуме в формулировке причинности».

2. Об аналогиях

Павлов не был психологом и сам об этом писал*. Все его догадки в области психологии представляют аналогию с повадками собак во время специальных опытов над их условными рефлексами**. Аналогия может служить доказательством при создании специальной модели, имитирующей действия, которые мы изучаем. Правомерно также пользоваться аналогией как доказательством при изучении различных явлений, которые могут быть описаны одинаковыми дифференциальными уравнениями. Сравнивать можно только однородные понятия или предметы, как-то: инстинкты и инстинкты, рефлексы и рефлексы или в какой-то степени животный ум собаки и душу человека. Но нельзя судить о человеке с его сложнейшей психикой по аналогии с собакой, не обладающей сознанием. Кроме того, аналогии Павлова крайне поверхностны, так как основываются только на условных рефлексах собаки, а не на ее общем поведении.

Опыты над условными рефлексами собаки привели Павлова к отрицанию у нее животного и инстинктивного ума. По аналогии с собакой он заключил, что человек лишен души и инстинктивного ума. Павлов по праву может занять место в ряду механистов XVIII века: сложное поведение собаки он сводит к сумме рефлексов и тем самым превращает собаку, а по аналогии и человека в автомат, у которого только одна степень свободы для движений.

*И. П. Павлов. Избр. труды. С. 299.
** Там же. С. 149, 210, 343, 345, 365, 382, 403-406, 414.

Невозможно также судить по аналогии с животными о свойствах человека, так как они зависят от особенностей его души*, преодолевающей сопротивление внешней среды и подавляющей инстинкты, рефлексы и внутреннее сопротивление организма. Павлов проглядел силу души в своих аналогиях, без которой необъяснимо поведение человека.

3. О дуалистических самоуправляемых системах

Отрицание души, естественно, привело Павлова к неприятию дуализма тела и души. Согласно первому закону развития, единство, состоящее только из двух противоположностей, распадается при уничтожении одной из противоположностей. Дуализм тела и души отражает этот универсальный закон природы. В свою очередь закон движения вещей требует для самоуправляемой системы наличия управляющего центра, иначе система распадается. Центр жизни управляет каждой клеткой, вегетативный центр - отправлениями организма, душа - человеком, животный ум - животным. Это - дуалистические системы, требующие управления для своего развития. Павлов отрицательно относился к дуалистическим системам как приверженец лапласовского детерминизма, вульгарного материализма, бихевиоризма, механицизма, ламаркизма**, сеченовской рефлексологии и других веяний своей эпохи. Поэтому он свел поведение собаки к рефлексам и отрицал все, что нарушало его порочную схему.

* У души следующие особенности:
- доминирующее над всем остальным Я;
- целостность личности;
- наличие свободной воли;
- управление мозгом, формирующее сознание;
- наличие интуиции, космического сознания (способность к озарениям, восприятие откровений), голоса совести;
- способность к парапсихическим действиям (гипноз, телепатия, телекинез, ясновидение, высшее состояние йоги);
- бессмертие;
- способность к чувствам и переживаниям;
- преодоление мучений.
** Павлов считал возможным превращение «некоторых приобретенных (индивидуальных) условных рефлексов в безусловные, наследственные (видовые) рефлексы» (П. П. Бондаренко. Методическое пособие к изучению философских основ павловской физиологии. М., 1953). «И. П. Павлов придерживается точки зрения Энгельса в определении сущности жизни и развивает общие с мичуринской биологией идеи по вопросам наследственности и ее изменчивости, наследования приобретенных признаков и свойств...» (там же. С. 7).

4. Об инстинктах

Инстинкты тоже не избежали участи психики, которую Павлов, как уже говорилось выше, стремился свести к условным рефлексам. Он возражал против существования инстинктов как самостоятельной группы, поскольку считал, что «инстинкт - сложнейший безусловный рефлекс»*. При этом он ссылался на рвотный рефлекс, захватывающий «огромное количество разных мускулов»**.

* И. П. Павлов. Избр. труды. С. 304.
** Там же. С. 37.

На самом деле рвотный рефлекс отличается автоматизмом и кратковременностью и требует слитного действия строго ограниченного числа мускулов. Напротив, многогранные инстинкты поражают подобием разумного поведения, и в инстинктивной деятельности участвуют самые разнообразные мускулы, а часто даже весь организм. Вопреки тому что многочисленные последовательные действия характеризуют инстинкт, а не рефлекс, Павлов утверждает, что витье гнезда птицей - «цепной рефлекс», в котором конец одного рефлекса вызывает начало другого. Многообразные инстинктивные движения животного не могут быть суммой безусловных рефлексов, так как известно только несколько безусловных рефлексов и огромное число различных движений. Инстинктивные движения не являются также условными рефлексами, ибо ни одно животное не в состоянии выработать их в одном поколении (а по наследству они не передаются) в количестве, равном количеству действий, да к тому же в их сложной взаимосвязи. Говоря о влиянии гормонов не только на инстинкты, но и на рефлексы, Павлов упускает из виду, что влияние гормонов на инстинкты продолжительно, а не кратковременно. Он считает уравновешивание тела при ходьбе и саму ходьбу безусловными рефлексами*, тогда как эти состояния, регулирующиеся костно-мышечной системой и связывающие свободу тела, могут служить образчиком его цепного рефлекса. Инстинкты не связывают свободу животного так жестко, как рефлексы. Павлов утверждает также, что инстинкты переходят в рефлексы: цыпленок клюет корм и одновременно защищается от посягательств других цыплят**. Павловский пример лишь подтверждает многообразные проявления пищевого инстинкта, одно из которых напоминает оборонительный рефлекс.

Из вышесказанного следует, что инстинктивный (вегетативный) ум*** управляет инстинктивной деятельностью, но не рефлекторными движениями (безусловными и условными рефлексами)****.

* Там же. С. 372.
** Там же. С. 370.
*** В инстинктивном (вегетативном) уме сосредоточено кодированное сгущение, которое можно уподобить программным катушкам Н. Винера (Кибернетика и общество. М., 1957. С. 75). Выбор необходимой катушки для основных жизненных ситуаций производится согласно внутреннему состоянию, внешним сигналам и при участии рефлексов и направляющих импульсов инстинктивного ума.
**** Представляется целесообразным сопоставить инстинкты с рефлексами: см. таблицу .

5. Об отрицании души

Догматическая вера Павлова в детерминизм и связанное с ней отрицание души, а также маниакальное стремление свести поведение человека к рефлексам породили цитируемые ниже высказывания и им подобные, которыми пестрят его труды: «Основным исходным понятием у нас является декартовское понятие рефлекса, оно вполне научно, так как явление, им обозначаемое, строго детерминируется... Таким образом, тот или другой агент закономерно связывается с той или другой деятельностью организма, как причина со следствием»; «...что же касается человека, разве мы не слышим и теперь о свободной воле и не укоренилось ли в массе умов, что в нас есть нечто не подлежащее детерминизации?!»; «для натуралиста все в методе, в шансах добыть непоколебимую, прочную истину, и с этой только, обязательной для него, точки зрения душа, как натуралистический принцип, не только не нужна ему, а даже вредно давала бы себя знать на его работе, напрасно ограничивая смелость и глубину его анализа»; «для последовательного натуралиста в высших животных существует только одно: та или иная реакция животного на явления внешнего мира»*.

* И. П. Павлов. Избр. труды. С. 369, 286, 210, 212.

Многообразие и сложность души остались непонятыми Павловым. Из опытов над собаками он сознательно исключал их общее поведение, возможно также из-за недостаточного уровня представлений, необходимого для правильной постановки и решения проблемы психики. Крушение лапласовского детерминизма при установлении принципа неопределенности в квантовой механике прошло мимо Павлова, и он продолжал сводить психику к рефлексам, отрицая душу и ее подобие у животного*.

* Ряд известных советских физиологов не придерживаются мнения Павлова в этом вопросе и признают наличие субъективного мира у человека и даже у животного. Вот что считает академик Орбели: «Возможность субъективно наблюдать за собственным миром дает нам богатейший материал для расширения наших знаний о функциях мозга» (Л. А. Орбели. Лекции по физиологии нервной системы, 1935. С. 232). «Наряду с объективным изучением физиологических функций вести изучение субъективного мира, сопоставлять данные объективного и субъективного изучения» (там же). «Мы имеем возможность и объективного наблюдения над больными, и оценки их субъективных показаний по речевым актам» (там же. С. 793). Профессор Купалов утверждает, что возбудителем реакции животного «могут быть не только процессы ощущения и восприятия, но также чувства и эмоции животного» (Достижения советской медицинской науки за 30 лет. Изд. АМН СССР, 1947. С. 77).

Несомненно влияние на установки Павлова оказало славословие его марксистами. Реноме передового ученого требовало быть на уровне их мировоззрения. Для Павлова этим прогрессивным мировоззрением был лапласовский детерминизм, и, поскольку все в нем обусловлено причинностью, он решил приписать ответы на раздражения только рефлексам. Таким образом, в его учении не нашлось места для души и для животного и инстинктивного умов.

На отдельные переживания влияют не только сигналы, достигающие сознания, но и сигналы в форме условных рефлексов, как правило его не достигающие и занимающие скромное место в жизни человека. Условные рефлексы - средство адаптации организма. Они не объяснили и, уж во всяком случае, не заменили психику (душу) человека.

6. Вторая сигнальная система

Душа - вещь, и ее проявления вещны (гл. 22). Можно изменить название души, приписать ее свойства мозгу или другим органам, игнорировать какое-то время ее существование, но нельзя обратить ее в ничто. Павлов назвал второй сигнальной системой душевную деятельность человека и таким образом просто изменил название души.

Поскольку Павлов в своих трудах отрицает душу, он должен был бы как физиолог экспериментально доказать, что, скажем, определенный нейрон мозга формирует звук «а» или «б», что одни нейроны координируют словообразование, другие связывают слово с запрограммировавшим его центром и т.п. Естественно, что такая попытка абсолютно безнадежна*. Видимо, поэтому Павлов заменил экспериментальные доказательства уподоблением слов условным рефлексам. Но оттого, что слова были названы условными раздражителями , они не превратились в условные рефлексы. Как известно, условный рефлекс, во-первых, требует образования связи (сигнал - безусловный рефлекс) и, во-вторых, безусловных рефлексов - несколько, тогда как слов - бесчисленное множество. Кроме того, вне специальных опытов** никто не воспринимает слова как условные раздражители. Слово - сигнал, несущий определенный смысл, и этот смысловой сигнал должен быть доведен до сознания и им понят (осмыслен). Напротив, условные рефлексы обычно либо не проникают в сферу сознания, либо если в нее проникают, то не фиксируются сознанием (например, увлеченный работой человек часто не замечает выделения слюны, которое происходит из-за запаха еды). Павлов переименовал отрицаемую им душу во вторую сигнальную систему, так как невозможно объяснить психику с позиций физиологии***, и изобрел не существующие в природе рефлексы свободы, цели, жизни, которым приписал свойства души.

* В мозгу действуют биотоки, в центре души формируются понятия и мысли.
** Опыты Быкова по образованию условных рефлексов, в которых раздражение кожи вызывалось повторением определенного слова.
***«Павлов так и не объяснил возникновение этой второй, или речевой, системы сигнализации действительности» (Г. Уэллс. Павлов и Фрейд. М., 1959. С. 115). «На одной и той же странице... язык есть общественное явление... и тут же, что язык есть вторая сигнальная система, слово - сигнал сигналов. Но мало сказать, что слово - сигнал сигналов. Оно является сигналом сигналов только в узкофизиологическом смысле, и такое определение теперь звучит очень неточно» (А. А. Леонтьев. Языкознание и психология М., 1966. С. 11).

Принципиально ошибочно марксистское определение сознания как общественного продукта*. Социальные и общественные явления складываются из носителей единичного сознания. Иначе существуют разрозненные особи или их стадо, но не общество. Семья помогает развитию детского сознания, но не создает его заново. Попытка Энгельса связать возникновение сознания с трудом обезьяны несостоятельна**. Животный ум не способен в отличие от души делать умозаключения (то есть заранее понимать, для чего требуются те или иные действия), а также преодолевать сопротивление, без которого невозможен труд***. Кроме того, животный ум не располагает центром, способным принуждать тело животного преодолевать усталость, боль, неудобство и любое другое сопротивление****. По причине отсутствия у обезьяны центра понимания и самопринуждения она не способна к трудовой деятельности, которая превратила ее в человека,
согласно утверждению Энгельса*****.

* К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. Т. 3. С. 29.
** Ф. Энгельс. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека // Ф. Энгельс. Диалектика природы.
*** У высшего типа обезьян - шимпанзе - отсутствует осмысление ситуации, когда обезьяна подвергается дрессировке (Н. Н. Ладыгина-Коте. Конструктивная и орудийная деятельность высших обезьян. Изд. АН СССР, 1959. С. 310).
**** Действия, управляемые инстинктами (добывание пищи, нападение - оборона, продолжение рода...), - исключения.
***** Навязчивое повторение советскими марксистами этого утверждения из «Диалектики природы» (при жизни Энгельс не решился напечатать эту работу) породило в СССР следующую шутку: согласно марксизму, обезьяна научилась шить шубу, а когда в процессе шитья у нее возникло сознание, она осознала, что шубу можно носить.
Если согласиться с Энгельсом, что труд развивает сознание обезьяны, то у дикарей, занимающихся примитивным трудом, должны быть примитивные умственные способности. На самом деле это не так. В душе каждого человека сосредоточены дремлющие до поры до времени колоссальные способности и силы, которые были созданы в результате творческого воздействия извне. Люди высокой духовной жизни (праведники, святые, мистики, йоги) обнаруживают огромные возможности духа. Рядовые люди, настойчиво добиваясь цели, могут тоже сходным образом проявить свой дух.

Энгельс считал, что учителями обезьян, из которых произошел человек, были голод, холод, опасности. Но у всех представителей животного мира, включая человекообразных обезьян, те же учителя, однако от этих факторов у них не возникает ни сознания, ни способности к речи и труду. Вредно недооценивать среду, но еще вреднее ее переоценивать. Нельзя объяснить воздействием внешней среды возникновение сознания у человека. Не следует также забывать, что появившиеся в результате воздействия внешней среды благоприобретенные признаки не затрагивают хромосом и не передаются по наследству*.

* Превращение обезьяны в человека под влиянием окружающей среды невозможно; напротив, в природе, подверженной энтропии физического мира, имеет место регресс. Примером регресса могут служить воспитанные волками дети (интересные данные приводит И. Акимушкин в своей книге «Тропою легенд». М., 1965), которые приобретают волчьи повадки (например, ходят и бегают на четвереньках, воют) и одновременно утрачивают человечьи признаки, как, например, членораздельную речь, способность к труду и т.п.
Влияние взрослых волков на ребенка неудивительно: по закону движения вещей они - действующая густота, формирующая маленькое существо. Но удивительно другое: ребенок-волчонок, пойманный людьми, не поддается перевоспитанию, способен лишь к незначительным успехам и умирает обычно в отроческом возрасте, так как его мозг и душа в момент формирования подверглись необратимым изменениям вследствие воздействия животного ума и инстинктов зверя. Следует рассматривать волков как дрессировщиков легко поддающегося дрессировке ребенка в силу недостаточно развитого сознания. Ребенок отвечает на воздействие волков безусловными рефлексами, на основе которых он вырабатывает ряд условных рефлексов. Влияние человека на трансформированного ребенка недостаточно для того, чтобы исправить ранее произведенные в нем деформации. Самое высшее животное по причине отсутствия у него сознания не способно целенаправленно преодолевать сопротивление и не имеет возможности закрепить полезные для него действия, случайно выработанные в борьбе за существование. Соответственно обезьяна тоже не может закрепить временно приобретенное вертикальное положение. Даже человеку трудно вернуться в привычное вертикальное положение после длительного лежания. Немало советских заключенных во время последней мировой войны после года следствия в тюрьме на ничтожном пайке долгое время лежали без сил. Большинство из них навсегда расставались с вертикальным положением и погибали, выжившие вынуждены были заново учиться стоять в вертикальном положении и ходить. У несчастных сильно отекали лица, ноги превращались в тумбы, и мучительных усилий стоило спуститься с нар или подняться на ступеньку лестницы. Возможно, благополучный Энгельс изменил бы свою легкомысленную схему превращения обезьяны в человека, если хоть отдаленно вообразил бы подобные мучения.

В своих работах Павлов исходил из ламаркизма, но под влиянием научных открытий вынужден был формально от него отказаться. Несмотря на это, он продолжал сводить психику к условным рефлексам, то есть предполагал их передачу по наследству.
Ряд марксистов считают, что позиция Павлова в вопросе о передаче благоприобретенных признаков по наследству совпадает с мнением Энгельса*. Однако, подобно марксистам, вынужденным признать нематериальность сознания, Павлов вопреки своему утверждению о том, что психическая деятельность есть результат физиологической деятельности мозга, исходил из наличия души, названной им второй сигнальной системой.

7. О чувствах

Богатую палитру чувств человека Павлов сводит к образованию динамических стереотипов. Характерны следующие его высказывания: «Нужно думать, что нервные процессы полушарий при установке и поддержке динамического стереотипа есть то, что обыкновенно называется чувствами...»; «Всякая первоначальная установка стереотипа есть в зависимости от сложности системы раздражений значительный и часто чрезвычайный труд»; «...продолжительная поддержка динамического стереотипа есть серьезный нервный труд»; «...(стереотипы. - Д. П.) решаются только после мучительных усилий...»; «реагируют потерей всей условнорефлекторной деятельности...»; «...стереотип же становится косным, часто трудно изменяемым...»; «Наши чувства приятного, неприятного, легкости, трудности, радости, мучения, торжества, отчаяния и т.д. связаны то с переходом сильнейших инстинктов и их раздражителей в соответствующие эффекторные акты, то с их задерживанием, со всеми вариациями... протекания нервных процессов, происходящих в больших полушариях»; «...гнев, страх, игры и т.п. будут скоро приурочены к простой рефлекторной деятельности части головного мозга, лежащей прямо над большими полушариями»**.

* П. П. Бондаренко. Методическое пособие к изучению философских основ павловской физиологии. М., 1953. С. 7; А. Г. Иванов-Смоленский. Пути развития идей И. П. Павлова в области патофизиологии высшей нервной деятельности. М., 1950. С. 4.
** И. П. Павлов. Избр. труды. С. 311, 323, 325, 367.

Ощущения голода, холода, похоти возникают постепенно по требованию тела и исчезают, когда тело удовлетворило свою потребность. Чувства гнева, радости, жалости, воздействующие на духовную сферу, часто возникают мгновенно от взгляда, слова, звука, мысли, переживания. Они могут создать стойкое настроение или бесследно исчезнуть. Чувство появляется по следующей схеме: рецептор - нервы - мозг - душа (гл. 22). Динамические стереотипы возникают как условные рефлексы, то есть вырабатываются в определенных условиях на короткое или длительное время, и требуют нового внешнего воздействия для повторного возникновения. Рефлекторная природа стереотипов находится в полном противоречии с физиологической и психической природой появления и исчезновения чувств.

8. О свободной воле человека

Как мы знаем, Павлов отрицал свободную волю человека, «не подлежащую детерминации»*, и считал, что человек - машина, «в высшей степени саморегулирующаяся, сама себя поддерживающая, восстанавливающаяся, себя поправляющая и даже самосовершенствующаяся», «единственная по высочайшему саморегулированию»**. Но именно способность человека себя поправлять, саморегулироваться и самосовершенствоваться говорит о его свободной воле и одновременно о противоречивости суждений Павлова.

* И. П. Павлов. Избр. труды. С. 286
** Там же. С. 302, 303.

9. О словесной оболочке мысли

Подобно Сеченову, Павлов считал, что человек шевелит языком, когда думает или читает, и на основании этого утверждал, что мышление протекает исключительно в словесной оболочке. Но даже животные способны передавать информацию (например, Павлов признавал наличие «ручной речи» у обезьян*). Глухонемые объясняются на языке жестов. Поэты и композиторы мыслят образами, красками, линиями, звуками**. Во время пранаямы, мантрамы, медитаций йоги должны уметь мысленно представлять желаемые картины. Образное мышление в разной степени свойственно каждому человеку и опровергает утверждение Павлова о том, что мышление возможно только в словесной оболочке. Шевеление языком и губами в процессе чтения не может служить доказательством одновременного осмысливания прочитанного: чтение может совершаться механически посредством глаз и органов речи, в то время как человек думает совершенно о другом. Интуиция, озарение, прямое знание и другие парапсихические явления образуются мгновенно в надсознании. Опытный конструктор прочитывает до 200 листов чертежей машины в день, на словесные описания у него ушло бы несколько недель. (Конструктор воссоединяет проекции, уточняя их с помощью разрезов, сечений и т.д., и пользуется словесными элементами в своем мышлении для логических связей и заключений.) Словесная оболочка мышления существует главным образом во время общения человека с книгой (то есть во время чтения) или с другим человеком, и в этих случаях вывод Павлова вполне правомерен.

* М. Н. Руткевич. Диалектический материализм. С. 174.
** Павлов признавал образное мышление у художников, так как считал их «особо устроенными людьми».

10. О сновидениях

В ходе многолетних исследований снов Фрейд пришел к следующим положениям:

Сны обязательно связаны с впечатлениями истекшего дня и разделяются на три группы (осмысленные, странные, лишенные смысла).

У сна есть явное содержание (воспоминание о сне) и скрытое, обнаруживающееся при анализе сна.

В душевном аппарате имеются две инстанции. Первая - бессознательна и может попасть в сознание только через вторую, имеющую в него доступ. На границе этих инстанций действует цензура и оттесняет мысли, которые считает неугодными. Во сне цензура ослабевает и оттесненные мысли пробиваются в сознание. Цензура изменяет также сновидения, смягчая неприятные для себя обстоятельства. В сложных снах третьей группы в замаскированном виде исполняются оттесненные желания. Нелепость сновидений происходит от необходимости соблюдения тайны. В сновидениях лишь повторяются некоторые скрытые мысли.

- Работа сна состоит в переработке скрытого содержания сна в явное, то есть в соединении частей, образующих картины сна (его фасад), сгущении образов, драматизации событий, смещении деталей, переоценке психических ценностей*.

Хотя Павлов не занимался специально сном, вопреки Фрейду он исходил из единого физиологического аппарата сна и соответственно считал, что «сонливость и сон есть явления больших полушарий» («...когда торможение иррадировано, распространено, тогда вы имеете явление, которое выражается в виде сонливости или сна»; «...торможение и сон - это одно и то же»**). Он отрицал наличие центра сна*** и на вопрос: «Что же происходит с собаками, у которых удалены большие полушария, они ведь тоже спят?» - отвечал: «Если больших полушарий нет, то почему в нижних отделах центральной нервной системы не быть торможению, которое то сконцентрировано, то иррадировано»****. Процесс сна и богатство сновидений Павлов сводит к следующему: «...когда начинается сон и он охватывает только верхний отдел полушарий, тогда находящийся за ним отдел, относящийся непосредственно к впечатлениям, чувствует себя гораздо сильнее и представляется в виде отдельных сновидений». «Гипноз есть сон»*****, - утверждает Павлов. Итак, согласно Павлову, происхождение сна - чисто физиологическое, и центр сна не существует. Тем самым сон становится бессмысленной и беспорядочной группой сигналов. Осмысленные сны первой группы Фрейда полностью опровергают объяснение сна павловским торможением.

* 3. Фрейд. Психология сновидений. М., 1924.
** И. Л. Павлов. Избр. труды. С. 353, 355.
*** Там же. С. 358.
**** Там же. С. 357.
***** Там же. С. 362, 363.

11. Условные рефлексы и промывание мозгов

Вряд ли Павлов мог предположить, что марксисты используют в огромных масштабах открытые им условные рефлексы для промывания мозгов. Слабость марксизма очевидна, коль скоро он опирается на учение Павлова. Однако человечество расплачивается за легкомыслие Павлова десятками искаженных душ и разрушенных жизней.

Промывание мозгов - это насильственная замена убеждений угнетенных на убеждения угнетателей. Марксисты считают, что преуспели в методике образования у человека условных рефлексов по Павлову. Но это не так:

Отсутствие сознания у животных облегчает их дрессировку, то есть образование повадок, ставших условными рефлексами.
- Сознание мешает дрессировке человека, оно препятствует образованию условных рефлексов. При протестующем сознании оборонительный рефлекс человека несравненно труднее подавить, чем аналогичный рефлекс животного.

Огромный опыт промывания мозгов в коммунистических странах, особенно в Китае и во Вьетнаме, показал, что, как правило, разрушение убеждений невозможно и они лишь могут быть тщательно скрыты или, что реже, временно оттеснены в глубь сознания. Насильственное восприятие взглядов чаще всего происходит под давлением нестерпимых лишений, как, например, голод, холод, пытки. Подобная жестокая дрессировка изменяет повадки животного и травмирует душу человека, но обычно не приводит к необратимым изменениям его личности. Дело в том, что условный рефлекс образуется и закрепляется, когда на безусловный рефлекс накладывается посторонний сигнал. Оборонительный безусловный рефлекс человека враждебен промыванию мозгов. Его можно временно подавить чудовищными методами, но не закрепить. Неудивительно, что по прекращении истязаний внушаемая идеология остается в голове в виде мусора, которым маскируется речь во враждебной обстановке. Большинство людей произносят марксистские фразы, внутренне усмехаясь или стыдясь их. В тоталитарном режиме оказалось невозможным образовать условные рефлексы, несмотря на то что человек поставлен там вне закона и низведен до уровня животного.

В СССР тюремные психиатры прибегают к инъекциям барбиталнатрия с кофеином и к спинномозговой пункции, чтобы воздействовать на центры мозга, а следовательно, и на густоты души. Химические соединения подавляют волю, ослабляют самоконтроль, доводят до состояния эйфории. Совершенно очевидно, что только палачи в белых халатах могут называть эти бесчеловечные операции условными рефлексами.

Открытие Павловым условных рефлексов - ценный вклад в мировую науку. Но марксисты воспользовались неправильными утверждениями и легкомысленными аналогиями Павлова* для своих порочных выводов.

* Односторонние физиологические представления Павлова опровергаются даже его учениками и последователями. Профессор П. К. Анохин: «Это продвижение развивается так быстро, так многосторонне, а в некоторых отношениях даже и неожиданно, что оно естественно может произвести впечатление радикальной ломки наших прежних представлений». «Такое впечатление не случайно. Оно является прямым следствием того, что почти на протяжении 20 лет мы не делали серьезных попыток проникнуть в глубь физиологического содержания фундаментальных законов высшей нервной деятельности и даже, пожалуй, наоборот, ограничивались накоплением материала на основании неизменяемых рабочих гипотез. В настоящее время мы имеем все необходимое для того, чтобы попытаться подойти вплотную к пониманию тех тонких механизмов высшей нервной деятельности, которые долгое время оценивались лишь по внешним признакам, а сейчас стали объектом непосредственного изучения» (Последние данные о взаимодействии коры и подкорковых образований головного мозга. М., 1958. С. 7). Академик И. С. Беритов: «Школы Павлова и Бехтерева устанавливают массу закономерностей для толкования явлений индивидуальной деятельности. Но как уже не раз мы имели случай убедиться, эти школы не считаются совершенно с законами общей физиологии центральной нервной системы, а потому созданные ими закономерности находятся часто в явном противоречии с последними законами. Вследствие этого эти закономерности носят чисто гипотетический характер, пригодный только для систематизации фактов, но не для научного их объяснения» (Индивидуально приобретенная деятельность центральной нервной системы. Тифлис, 1932. С. 433). Академик Беритов и профессор Анохин обвиняли Павлова в механицизме, аналитической ограниченности, недооценке явлений синтеза И принципа целостности, недостаточной аргументации основных положений. Они считали, что учение об условных рефлексах уязвимо вследствие отрыва от зарубежной неврологии (А. Г. Иванов-Смоленский. Пути развития идей И. П. Павлова. С. 40). С. А. Саркисов, Ф. В. Васин, В. М. Банщиков утверждают, что Взгляды Павлова в части физиологии и его техника изучения невризмов во многом устарели и их следует переработать с учетом достижений западной науки (Павловское учение и некоторые теоретические проблемы современной психологии и психиатрии. М., 1963. С. 5-92). Соответственно эти ведущие ученые подвергают ревизии взгляды Павлова. Критика самих марксистов заслуживает внимания: «Не подлежит сомнению, что было бы недопустимым проявлением боязни нового, если бы мы отказались от признания важности и принципиального значения перспектив, которые открываются перед теорией мозговых механизмов на основе многих фактов, выявленных в последние годы. Когда мы сталкиваемся с этими фактами, то вряд ли могут возникнуть сомнения, что перед нами действительно обрисовываются на основе новых методов оригинальные направления глубоких научных поисков, пути дальнейшего развития нейрофизиологических исследований, которые могут привести (а в некоторых случаях уже привели) к серьезным изменениям традиционных представлений о механизмах и закономерностях мозговой деятельности. К такому заключению мы, например, приходим, когда знакомимся с обнаруженными Г. Джаспером сложными соотношениями между характером электрических эффектов, получаемых при одновременном микро- и макроотведении мозговых потенциалов; когда уточняем данные о количествах активных нейронов, обнаруживаемых в определенной мозговой зоне в условиях сна и бодрствования, и не всегда выявляем при этом отношения, подсказываемые классическими представлениями. К такому же общему выводу мы приходим, когда сопоставляем воззрения на механизмы замыкательного процесса, обоснованные в начале века при помощи условно-рефлекторной методики, и представления, вытекающие из некоторых современных электрофизиологических исследований, учитывающих закономерности статистического порядка, и когда сравниваем представления о движении по нервному субстрату тормозного процесса, вытекающего из опытов, поставленных с применением условно-рефлекторной методики, и данные современной электрофизиологии, подчеркивающие, напротив, стационарный характер тормозной активности. О том же, по существу, говорят электрофизиологические доказательства разнотипности функционального состояния отдельных нервных элементов, входящих в зоны мозгового субстрата, которые на основе классических методов анализа высшей нервной деятельности обрисовываются скорее как глобально возбужденные или, напротив, глобально заторможенные; данные, указывающие на необходимость дальнейшего развития классической павловской идеи мозаики (возбужденных и заторможенных зон мозгового субстрата) с подчеркиванием дифференцированное™ функционального состояния и сложности системных взаимоотношений, выступающих не только на клеточном, но даже и на субклеточном уровне. Аналогичное заключение можно было бы сделать и на основании серьезных трудностей, на которые наталкиваются попытки более глубокого раскрытия с помощью тонкой инструментальной аналитической техники природы таких состояний, которые при условно-рефлекторном анализе выступают в виде классической положительной или отрицательной индукции, иррадиации и концентрации тормозного и возбудительного процесса. Это бесспорно так» (там же. С. 91-92). «При таком понимании подкорковые влияния выступают как обязательные компоненты любых реакций коркового типа. Без постоянной опоры на эти подкорковые компоненты никакие акты уравновешивания (в павловском смысле) происходить принципиально не могут. Именно об этом говорили в первую очередь факты, выявленные при изучении ретикулярной формации и лемнисковых систем. И такое понимание, безусловно, уточняло теорию основных принципов функциональной организации центральной нервной системы. Оно, например, лишний раз подчеркнуло, что принятое до сих портрадиционное деление центральной нервной системы на горизонтальные этажи является с функциональной точки зрения условным» (там же. С. 51-52). Марксисты признают, что прав был Фрейд, а не Павлов: «Мы имеем в виду допускавшееся на протяжении многих лет психологами, стоявшими на позициях павловского учения, игнорирование реальной и важной для понимания механизмов поведения общей проблемы: вопроса о существовании и влиянии бессознательного или, если говорить точнее, вопроса о существовании процессов высшей нервной деятельности, не сопровождавшихся ясным сознанием провоцируемого ими поведения» (там же. С. 68-69). «Физиологическая сторона не дает информации, достаточной для истолкования социально обусловленных черт сознания» (там же. С. 75). Марксистские ученые отрицают павловский детерминизм: «Поскольку любой акт сознания определяется как мозговыми, так и социальными факторами, поскольку, иными словами, никакой акт не детерминирован только физиологически, он к своей физиологической основе несводим» (там же. С. 75). Особенности ретикулярной формации были освещены в 40-е годы в работах западных ученых (Пенфильд и др.), и с тех пор на Западе занимаются подкорковыми и стволовыми образованиями. Теперь советские физиологи тоже согласны, что «подкорковые структуры... выступили в роли... сложнейшей функциональной переработки этих потоков» (там же. С. 55).

На XV Международном конгрессе физиологов в 1935 г. И.П. Павлов был назван "старейшиной физиологов мира".

Иван Петрович Павлов является создателем нового направления в медицине - учения о высшей нервной деятельности.

Как известно, И.П. Павлов по окончании Петербургского университета, а затем Военно-медицинской академии работал в лаборатории знаменитого клинициста С.П. Боткина, где провел первые крупные работы в области кровообращения и пищеварения. Изучению последнего была посвящена первая четверть века научной деятельности И.П. Павлова.

Уже при исследовании пищеварения И.П. Павлов открыл закономерности ответа организма на воздействие окружающей среды. Слюноотделение у животного, а также выделение желудочного сока или сока поджелудочной железы, происходит всегда закономерно, в зависимости от характера пищи, которую получает животное. Было установлено, что такой ответ носит рефлекторный характер.

В своих знаменитых лекциях о работе главных пищеварительных желез И.П. Павлов в 1887 г. очень много говорит о значении для нормального пищеварения психического, аппетитного сока, об условиях приема пищи, о необходимости устранения посторонних, не связанных с актом еды раздражителей и т.д. То есть уже он тогда поднимает вопрос о значении высшей нервной деятельности в отправлении различных физиологических функций организма человека и животных.

За свою работу в области пищеварения И.П. Павлов был удостоен Нобелевской премии. Это был триумф российской науки. Но И.П. Павлов не стал почивать на лаврах и уже на шестом десятке жизни начал систематическую, кропотливую работу по объективному изучению высшей нервной деятельности. Эти исследования явились завершением его материалистического учения о целостности организма в ответе на воздействие внешней среды, о ведущей роли коры головного мозга в осуществлении этого ответа.

Без всякого преувеличения можно также утверждать, что с именем И.П. Павлова связано создание всей современной патологической физиологии.

Вопросы физиологии и патологии высшей нервной деятельности изложены в следующих трудах И.П. Павлова (1951): "20-летний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных - условные рефлексы"; "Лекции о работе больших полушарий головного мозга".

И.П. Павлов в изучении вопросов физиологии никогда не отделял ее от патологической физиологии. В своем письме к Пьеру Жане по поводу физиологического анализа симптома "чувства овладения" И.П. Павлов писал, что он как физиолог не ограничивается только изучением чистой физиологии, а еще и изучает глубоко и всесторонне патологию высшей нервной деятельности.

До И.П. Павлова физиологии высшей нервной деятельности вообще не существовало. В 1914 г. И.П. Павлов в докладе, подготовленном для Международного съезда психиатров, неврологов и психологов, утверждал: "На основании многолетней моей работы я получаю смелость с полным убеждением заявить, что народилась и быстро растет физиология больших полушарий, исключительно пользующаяся при изучении нормальной и патологической деятельности полушарий животных физиологическими понятиями и не имеющая ни малейшей надобности, ни на один момент прибегать к помощи понятий и слов. При этом работа все время держится на прочном материально-фактическом фундаменте, как во всем остальном естествознании, благодаря чему поистине неудержимым образом накопляется точный материал и чрезвычайно ширится горизонт исследования".

И далее И.П. Павлов пишет: "можно с правом сказать, что неудержимый с времен Галилея ход естествознания впервые заметно приостанавливается перед высшим отделом мозга, или, обще говоря, перед органом сложнейших отношений животных к внешнему миру. И казалось, что это - недаром, а, что здесь - действительно критический момент естествознания, так как мозг, в высшей его формации - человеческого мозга - создал и создает естествознание, сам становится объектом этого естествознания".

Говоря об учении И.П. Павлова о высшей нервной деятельности, нельзя умолчать о том, что оно возникло не на голом месте. Оно опиралось на замечательную идею И.М. Сеченова (1829-1905), который первым, еще до И.П. Павлова, высказал предположение о том, что в основе так называемой психической деятельности человека лежит рефлекторный процесс. Уже в своей диссертации И.М. Сеченов в 1860г. писал о так называемых произвольных движениях: "Все движения, носящие в физиологии название произвольных, есть в строгом смысле рефлекторные". Это положение И.М. Сеченова составляет основу его учения о детерминизме так называемых душевных, психических явлений, волевых процессов, указывает на их рефлекторный характер, на зависимость их от той или иной причины.

В своей работе "Рефлексы головного мозга", изданной в 1863 г., И.М. Сеченов пишет: "Смеется ли ребенок при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон законы и пишет их на бумаге - везде окончательным фактом является мышечное движение. Все без исключения качества внешних проявлений мозговой деятельности, которые мы характеризуем, например, словами: одушевленность, страстность, насмешка, печаль, радость и пр., суть не что иное, как результаты большего или меньшего укорочения какой-нибудь группы мышц, акта, как всем известного, чисто механического".

Касаясь значения работ И.М. Сеченова для формирования своего мировоззрения и создания учения о высшей нервной деятельности, И.П. Павлов пишет следующее: "Но думаю, что главным толчком к моему решению, хотя и не сознательному тогда, было давнее, еще в юношеские годы испытанное влияние талантливой брошюры Ивана Михайловича Сеченова, отца русской физиологии, под заглавием "Рефлексы головного мозга", где, как указывает далее Павлов, была сделана попытка "представить себе наш субъективный мир чисто физиологически".

Так что можно с уверенностью сказать, что учение И.П. Павлова о высшей нервной деятельности, с его же слов, опирается на замечательные идеи И.М. Сеченова, согласно которым в основе так называемой психической жизни человека, как и любой другой нервной деятельности, лежит рефлекторный процесс.

И.П. Павлов развил это положение И.М. Сеченова и представил неопровержимые доказательства того, что нервная деятельность коры головного мозга действительно целиком представляет собой рефлекторные процессы. Однако для того, чтобы глубже осознать это положение, следует сказать несколько слов о природе самих рефлексов.

"Что такое рефлекс физиологов? - пишет И.П. Павлов, - здесь есть три главных элемента. Во-первых, непременный внешний агент, производящий раздражение. Затем определенный нервный путь, по которому внешний толчок дает о себе знать рабочему органу. Это - так называемая рефлекторная дуга, цепь из воспринимающего нерва, центральной части и центробежного или относящего нерва. И наконец, закономерность: не случайность или капризность, а закономерность реакции. При известных условиях - это непременно всегда происходит. Понятно, что не надо понимать это в смысле абсолютного постоянства, что никогда не бывает условий, когда агент не действует. Разумеется, есть условия, при которых действие может быть замаскировано".

И.П. Павлов считал, что нельзя уподоблять действие рефлекса простому отражению, механически дающему всегда один и тот же ответ, что необходимо помнить о том, что реализация рефлекса осуществляется в живом организме и всецело зависит от состояния самого организма и его нервной системы.

Именно учение И.П. Павлова о высшей нервной деятельности изменило старое декартовское понятие о рефлексе и показало нам, каким образом и при каких условиях могут меняться и возникать рефлекторные процессы. Поэтому термин "рефлекс" (reflexio - отражение) должен означать только то, что существует объективная причина, вызвавшая определенное ответное действие.

И.П. Павлов во многих работах постоянно подчеркивал именно закономерность рефлексов. Он писал: "Таким образом, тот или другой агент закономерно связывается с той или другой деятельностью организма, как причина со следствием. Совершенно очевидно, что вся деятельность организма должна быть закономерна".

Характеризуя действия рефлексов, И.П. Павлов напоминал, что рефлексы могут быть двух родов: положительные и отрицательные, вызывающие определенную деятельность или прекращающие ее.

Рефлекторные процессы могут быть простыми и сложными.

Сложные рефлексы не являются результатом действия единичного рефлекторного акта, а представляют собой длинную цепь рефлекторных процессов, протекающих со сменой причинно-следственных отношений. Это значит, что рефлекторный процесс, возникнув как следствие, сам становится причиной другого рефлекса. Сложные рефлексы лежат в основе таких реакций организма, как инстинкты. По И.П. Павлову, "инстинкт есть не что иное, как сложный рефлекс".

Величайшей заслугой И.П. Павлова является то, что он открыл новый вид рефлексов. В докладе на Международном съезде в Гронингеме в 1913 г. И.П. Павлов говорил: "... пришло время к старому понятию о рефлексах нечто прибавить, признать, что вместе с элементарной функцией нервной системы повторять готовые рефлексы существует дальнейшая элементарная функция - образование новых рефлексов за время индивидуальной жизни".

Рефлексы, с которыми человек рождается на свет и которые он получает в готовом виде в результате филогенетического развития, И.П. Павлов назвал безусловными, или постоянными рефлексами. Рефлексы же, возникающие в онтогенезе на основе безусловных, И.П. Павлов назвал условными, или временными рефлексами.

Итак, основой деятельности коры головного мозга, по И.П. Павлову, является условный рефлекс, который представляет собой временные связи, возникающие при определенных условиях (откуда их название) на основе безусловных рефлексов.

Биологическое значение условных рефлексов заключается в их сигнальной роли. Сигналы должны подготовить организм к соответствующим изменениям, то стимулируя какую-либо деятельность, то тормозя ее.

Условные рефлексы, по И.П. Павлову, являются основой высшей нервной деятельности. При этом их роль заключается не только в том, что они действуют как "... бесчисленные сигнальные раздражители, но и в том, существенно, что они при определенных условиях меняют свое физиологическое действие". И.П. Павлов заключает: "Итак, основная самая общая деятельность больших полушарий есть сигнальная, с бесчисленным количеством сигналов с переменной сигнализацией".

Какие же особенности способствуют образованию условных рефлексов, выполняющих столь важную роль?

"Мы знаем, - пишет И.П. Павлов, - что рефлекс есть непременная закономерная реакция организма на внешний агент, которая осуществляется при помощи определенного отдела нервной системы".

Закономерности, лежащие в основе образования условных рефлексов, могут быть кратко определены по И.П. Павлову следующим образом:

Первое и основное условие образования условного рефлекса "это совпадение во времени действия ранее индифферентного агента с действием безусловного агента, которое вызывает определенный условный рефлекс";

Второе важное условие состоит в следующем: "при образовании условного рефлекса индифферентный агент должен несколько предшествовать воздействию безусловного раздражителя".

Это первая группа условий.

Другая группа условий связана с соответствующим состоянием организма. Он должен бодрствовать, быть свободным от другой деятельности; должна быть исключена возможность "влияния внутренних патологических раздражителей".

Третья группа условий определяет силу применяемого раздражителя. Легче всего условные рефлексы образуются на более или менее индифферентные агенты. Но при определенных условиях даже сильный безусловный раздражитель, вызывающий обычно оборонительный рефлекс (сильный ток, ожог кожи), может быть превращен в условный раздражитель. "Это превращение, - пишет И.П. Павлов, - безусловного раздражителя одного рефлекса в условный другого рефлекса делается возможным только в том случае, если первый рефлекс физиологически слабее, биологически менее важен, чем второй".

Все приведенные выше условия образования рефлекторных связей не являются исчерпывающими, что подтверждал И.П. Павлов. Он писал, что "... сделанное до сих пор показывает, что у нас еще нет сейчас полного знания всех тех условий, которые определяют деятельность механизма образования условных рефлексов".

Говоря о природе самих раздражителей и отвечая на вопрос, что может сделаться условным раздражителем, И.П. Павлов указывал, что в общих чертах ответить на этот вопрос легко: "условным раздражителем может сделаться всякий агент природы, для которого только имеется рецепторный аппарат у данного организма. Но это общее положение должно быть уточнено".

Отдельным раздражителем может быть чрезвычайно дробный элемент внешнего агента, например ничтожно разнящаяся интенсивность света.

В реальных условиях раздражители, как правило, действуют комплексно в виде определенных событий, на которые могут выработаться в условные рефлексы. Условным раздражителем может служить даже прекращение явления или его ослабление, совершающееся с известной быстротой. Условным раздражителем может быть не "наличный" раздражитель, а след его в нервной системе после прекращения его действия. На основании этого И.П. Павлов различал рефлексы наличные и следовые. Время также может сделаться условным раздражителем.

Условные рефлексы могут вырабатываться на условные раздражители (условные рефлексы второго порядка). Так называемые автоматические раздражители, то есть раздражители, действующие через кровь непосредственно на нервные центры, точно так же могут служить для образования условных рефлексов.

Когда речь идет о рефлексах, в том числе и условных (об этом речь шла выше), не всегда эффектом является раздражение, не менее часто может развиться торможение.

И.П. Павлов процесс торможения делил на внешнее, пассивное или безусловное торможение и внутреннее, активное или условное торможение.

Если условный рефлекс не подтверждать безусловным рефлексом, то интенсивность условного рефлекса начинает ослабевать и может доходить до нуля. В основе этого явления, так называемого угасания условных рефлексов, лежит выработка торможения, которое постепенно переводит положительный условный рефлекс в отрицательный.

Положительный условный рефлекс может быть переведен в отрицательный путем присоединения к условному раздражителю нового. Эта комбинация постепенно начинает оказывать тормозной эффект, хотя сам по себе условный раздражитель, может сохранять свое действие в полной силе. Этот вид внутреннего торможения был назван условным торможением.

И.П. Павлов пишет, что в своей основе угасание и условное торможение совершенно тождественны. "Основное условие их возникновения, одно и то же. Это отсутствие соучастия безусловного раздражителя. А затем и там, и здесь, процесс развивается постепенно, повторением усиливается, последующее тормозящее действие не ограничивается положительным условным раздражителем, который подвергается процедуре учащения или условного торможения, а простирается и на другие условные раздражители, даже и на разнородные, и, наконец, быстро и временно нарушается под влиянием посторонних раздражителей. Разница только в том, что при угасании положительный условный раздражитель один теряет свое действие, а при условном торможении - в соединении с посторонним агентом, являясь теперь, так сказать, другим".

Следующий вид условного торможения может быть показан в так называемом запаздывании. При большом отставании во времени безусловного раздражителя от начала действия условного раздражителя выработанный условный рефлекс будет состоять как бы из двух фаз: начальной - недеятельной и второй - деятельной.

Все три перечисленных вида условных тормозных рефлексов И.П. Павлов объединяет в одну группу внутреннего торможения. Однако далее И.П. Павлов отмечает, что "имеется и четвертый случай внутреннего торможения", названного им "дифференцировочным торможением".

Остановимся далее на характеристике внешнего, пассивного безусловного торможения. Его отличие от условного торможения заключается в том, что оно свойственно всем без исключения отделам нервной системы, в то время как условное торможение развивается в коре больших полушарий мозга. Внешнее безусловное торможение возникает сразу, без всякой подготовки, в то время как внутреннее торможение развивается постепенно при повторении определенных условий (откуда и название - длительное торможение). Таким образом, в эволюционном отношении безусловное торможение является более древним типом торможения, а условное - более молодым.

Безусловное торможение возникает при явлениях так называемой отрицательной индукции при конкурентном действии различных раздражителей. И наконец, при действии чрезвычайных, сильных, необычных раздражителей, развивается запредельное торможение. Последний вид торможения, развивающийся в условиях патологии, И.П. Павлов часто называл охранительным торможением.

Конкурентное действие разных раздражителей может быть проиллюстрировано на примере появления какого-либо нового раздражителя. Он вызывает возникновение исследовательского рефлекса, и вся другая рефлекторная деятельность затормаживается. Тормозное действие новых раздражителей носит временный характер. Если новые раздражители не сопровождаются никакими существенными для животного изменениями, то впоследствии они делаются индифферентными и их тормозящее действие прекращается. Таким образом, в отличие от раздражителей, которые постоянно вызывают торможение, подобного рода раздражители могут быть названы гаснущими или временными тормозами.

На основании этого, характеризуя тормозные процессы, И.П. Павлов писал, что они по сравнению с раздражительными лабильнее, так как легче меняются даже под влиянием более слабых посторонних раздражителей.

Чем бы ни характеризовалась деятельность корковых клеток при условном раздражении, она рано или поздно переходит в тормозное состояние. "Клетка переходит в тормозное состояние и при подкреплении. Развитие в ней тормозного состояния без подкрепления есть частный случай более общего отношения. Клетка под влиянием раздражения постоянно, хотя иногда и медленно, стремится к переходу в тормозное состояние. Безусловный раздражитель только задерживает этот переход". Естественно, конечно, рассматривать этот переход в связи с функциональным "разрушением" клетки при работе. Здесь "разрушение" надо понимать не в буквальном смысле этого слова, а как падение реактивности, истощение ее энергетических запасов.

Но как представить себе случаи, когда отрицательный условный раздражитель сразу вызывает тормозной процесс еще у покоящейся клетки, или почему новые явления действуют на животный организм тормозящим образом? Ответить на эти вопросы трудно. Поэтому, по мнению И.П. Павлова: "как ни значителен наш экспериментальный материал, он явно недостаточен, чтобы составить общее и определенное представление о торможении и об его отношении к раздражению".

Необходимо отметить, что сон - это тоже торможение. Первоначально И.П. Павлов различал три вида торможений: внешнее, внутреннее и сонное. Позже И.П. Павлов изменил эту точку зрения. "В настоящее время, - писал И.П. Павлов, - после продолжительного собирания фактов и колебаний в предложениях, мы приходим к иному заключению, что внутреннее торможение и сон - один и тот же процесс, только в первом случае узко локализованный так сказать, размельченный, а не сплошной - как в обыкновенном сне... Нормальный периодический сон наступает вследствие все более и более начинающего преобладать тормозного состояния, связанного с нарастающим истощением органа во всей его массе во время бодрого рабочего периода".

Таким образом, и в условиях бодрствования отдельные пункты коры головного мозга заторможены и представляют собой участки сонного состояния. "Значит, парциальный сон постоянно участвует в бодром состоянии живого организма и именно в тончайших соотношениях его с внешним миром. И наоборот, в сонном состоянии всегда есть бодрые, деятельные пункты в больших полушариях, как бы дежурные сторожевые пункты".

Общеизвестны случаи, когда мельник, уснув на работе, сразу же пробуждался от прекращения мельничного шума, как бы крепко он ни спал. Мать просыпается от малейшего шороха больного ребенка, хотя другие, гораздо более сильные раздражители не будят ее. Имеются эпизоды, когда люди просыпаются в назначенный для себя час, в то время, когда будильник не может их разбудить, и т.д. Таким образом, никакой противоположности между бодрствованием и сном, которую мы обыкновенно привыкли представлять, не существует. Все дело сводится, по мнению И.П. Павлова, "только к преобладанию, при известных условиях, то бодрых, то сонных пунктов в массе больших полушарий".

По И.П. Павлову, сон есть торможение, распространяющееся на все полушария и даже ниже - на средний мозг.

Из приведенных примеров различных видов условного и безусловного торможения нетрудно усмотреть, что в некоторых случаях приведенная классификация торможений носит, в известной мере, искусственный характер. Это можно объяснить тем, что природа торможения в конечном счете всюду едина. И.П. Павлов указывал, что есть все основания различные виды торможения в их физико-химической основе считать одним и тем же процессом, только возникающим в различных условиях.

Далее И.П. Павлов пишет, что нервная система всегда имеет больший или меньший комплекс анализаторов. К анализаторам должны быть отнесены периферические приборы всевозможных афферентных нервов, сам нерв и клеточные мозговые концы. И.П. Павлов считал, что, например, глазной (зрительный) анализатор состоит из периферической части - сетчатой оболочки, из зрительного нерва и, наконец, из тех мозговых клеток полушарий головного мозга, в которых оканчивается зрительный нерв.

Большие полушария, по мнению И.П. Павлова, состоят из собрания анализаторов: глазного, ушного, кожного, носового, и ротового. Кроме этого И.П. Павлов выделяет двигательный анализатор, который имеет целью различать огромный комплекс внутренних явлений, происходящих в самом организме. Уже после смерти И.П. Павлова было выделено множество анализаторов внутренней среды организма под общим названием интерорецепторы.

К.М. Быков и его сотрудники доказали, что при раздражении внутренних органов, иннервируемых вегетативной нервной системой, можно получить условные рефлексы. Для этих условных рефлексов характерны те же закономерности, что и для экстероцептивных условных рефлексов. Особенностью интероцептивных условных рефлексов являются трудность их образования и чрезвычайная стойкость.

Таким образом, по И.П. Павлову, образование условных рефлексов есть явление проторения новых путей, нервного замыкания или синтеза, и то же время это есть процесс высшего анализа. Поэтому один из ближайших учеников И.П. Павлова, А.Г. Иванов-Смоленский обоснованно предлагал говорить об аналитико-синтетической деятельности больших полушарий, так как эти два процесса неразрывны.

Деятельность коры головного мозга, по мнению И.П. Павлова, как и других отделов нервной системы, в основном, определяется процессами раздражения и торможения.

Эти два основных нервных процесса - тормозной и возбудительный - способствуют формированию либо положительных, либо отрицательных условных рефлексов. Любые внешние агенты, раздражающие нервные окончания в коже человека, вызывают торможение в определенных участках мозга, которое имеет тенденцию к распространению (иррадиации) из одного пункта по массе больших полушарий, а затем наступает сосредоточение в определенном пункте - концентрация. При этом оказалось, что иррадиация совершается быстро, тогда как концентрация совершается в 4-5 раз медленнее чем иррадиация. Раздражительному процессу точно так же свойственны и иррадиация, и концентрация.

И.П. Павлов считал, что именно процесс концентрации раздражения лежит в основе механизма образования временных связей условных рефлексов. И.П. Павлов писал: "Основное явление - образование временных связей - основано на способности раздражительного процесса концентрироваться. Механизм образования условного рефлекса, механизм ассоциаций представляется в следующем виде. Происходит сильное раздражение, например, пищей, и тогда всякое другое раздражение, которое одновременно попадает в другую часть полушарий, концентрируется этим сильным раздражением в направлении к его пункту. Точно так же концентрируется и торможение, чем достигается образование условных рефлексов".

Другим важным фактором, раскрывающим внутренние механизмы работы больших полушарий, было установление влияния одного процесса на другой. Это явление И.П. Павлов назвал индукцией. "Оно взаимно реципрокное: процесс раздражения ведет к усиленному торможению и, обратно, торможение - к усиленному раздражению. Первое обозначается у нас словом "отрицательная фаза индукции", второе - "положительная фаза индукции, или короче, отрицательной и положительной индукцией".

Далее И.П. Павлов приходит к заключению о том, что положительная индукция представляет собой временное, фазовое явление. Внешнее торможение, о котором говорилось выше, представляет собой явление отрицательной индукции.

Характеризуя нарушения равновесия между раздражением и торможением, И.П. Павлов писал о ряде переходных состояний от бодрого к тормозному, то есть тормозной процесс нарастает постепенно, обусловливая так называемые фазовые или гипнотические состояния. Сущность фазовых состояний заключается в различной интенсивности торможения, которое нарушает нормальное соотношение между раздражителем и ответной реакцией.

"Когда мы имеем перед собой совершенно нормальную клетку, - писал И.П. Павлов, - и применяем в качестве условных раздражителей внешние агенты разной физической силы, то условный эффект этих раздражителей идет более или менее параллельно их физической силе". При фазовых состояниях эти соотношения меняются крайне своеобразно.

Первой гипнотической фазой И.П. Павлов называет уравнительную, при которой и сильные и слабые раздражители давали одинаковый эффект.

Вторая фаза - это так называемая парадоксальная фаза. При ней сильный внешний раздражитель вызывает либо слабую реакцию, либо никакой, а слабый внешний раздражитель - сильную реакцию.

И наконец, третья фаза гипноза названа И.П. Павловым ультрапарадоксальной, когда продолжительная реакция мозга может быть получена на негативный стимул, то есть наступает своеобразное извращение реакции на качество раздражителя. Мозг реагирует положительно на отрицательный раздражитель и, наоборот, отрицательно на положительный раздражитель.

Парадоксальная фаза названа И.П. Павловым "фазой внушения". По мнению И.П. Павлова, наиболее эффективным внушение врача оказывается именно в этой фазе. В повседневной практической деятельности врача-психотерапевта, при погружении больного в гипнотическое состояние врач не всегда может выявить фазу гипнотического состояния, однако по отдельным клиническим признакам можно определить, в какой фазе находился больной после пробуждения от лечебного сна. Некоторые больные после очередного сеанса просят врача проводить внушения последующего сеанса менее громким голосом. Врач при проведении следующего сеанса гипноза несколько усиливает свой голос, что вызывает одобрение со стороны больного. Данный пример явно свидетельствует о парадоксальной фазе.

Примером ультрапарадоксальной фазы гипнотического состояния может служить часто встречающийся в практической деятельности врача-психотерапевта факт, когда чрезмерно сильный (запредельный) внешний раздражитель вызывает разлитое торможение в коре головного мозга. Подтверждением наличия ультрапарадоксальной фазы является пример, когда чрезвычайно сильное внешнее положительное известие вызывает реакцию плача у больного, и, наоборот, чрезвычайно сильное внешнее отрицательное известие вызывает реакцию неадекватного смеха.

И.П. Павлов писал: "... можно ли перечисленные переходные фазы в состоянии полушарий расположить в один ряд, и если можно, то в какой именно, - остается для нас полностью нерешенным. Если взять все наши случаи, преемственность фаз оказывается довольно разнообразной.

Таким образом, остается неясным, есть ли эти состояния строго последовательные или параллельные. Мы также не можем точно указать, почему данная фаза прямо переходит то в одну, то в другую, следовательно, требуется дальнейшее исследование".

Длительная практическая деятельность позволяет нам высказать некоторые свои соображения о фазовых состояниях головного мозга, предложенных И.П. Павловым. Мы считаем, что описанные выше фазовые состояния, при переходе человека от бодрствования ко сну, то есть при засыпании человека, и фазовые состояния, возникающие при погружении человека в гипнотическое состояние, суть одни и те же. Однако если И.П. Павлов определяет ночной сон как внутреннее торможение, то гипнотическое состояние с нашей точки зрения, можно определить как внешнее торможение. На основании этой гипотезы, учитывая разные механизмы наступления фазовых состояний при ночном сне и гипнозе, можно предположить, что различие этих механизмов может свидетельствовать и об отличительных особенностях фазовых состояний при ночном сне и гипнозе. С нашей точки зрения эта гипотеза требует экспериментальных доказательств.

При возникновении фазовых состояний, по И.П. Павлову, торможение может захватывать то большие, то меньшие районы больших полушарий. Причем тормозной процесс может быть различной степени интенсивности и экстенсивности.

Далее, И.П. Павлов указывает, что работоспособность нервных клеток может нарушаться, при этом возникает ослабление раздражительного и тормозного процессов. В этих условиях нарушается и подвижность этих процессов. Они становятся более инертными. Самое распространенное явление в практической деятельности врача-психотерапевта - это инертное состояние раздражительного процесса, то есть "такое, когда возбудительный процесс делается упрямее, упорнее, менее скоро уступает место законно возникающим тормозящим влияниям. Помимо патологической инертности возможно противоположное, когда подвижность раздражительного процесса ненормально увеличена". Это состояние И.П. Павлов назвал патологической лабильностью или взрывчатостью. "Это то, - писал И.П. Павлов, - что в неврологии называется раздражительной слабостью".

Естественно, что нарушение подвижности процессов может наблюдаться не только при раздражении, но и при торможении.

Пользуясь условными рефлексами в качестве объективного метода для суждения о состоянии высшей нервной деятельности, И.П. Павлов установил, что стойкие изменения функциональных состояний коры головного мозга типа неврозов можно получить, применяя такие приемы:

1) перенапряжение раздражительного процесса;

2) перенапряжение тормозного процесса или

3) перенапряжение подвижности нервных процессов, что называют "сшибкой" или столкновением раздражительного и тормозного процессов.

Перенапряжение раздражительного процесса, по мнению И.П. Павлова, вызывается действием агента большой, необычной силы. Удлиняя сроки действия отрицательных условных раздражителей, можно вызвать перенапряжение тормозного процесса. Нарушение подвижности нервных процессов вызывается быстрой сменой тормозного состояния на возбудительное, и наоборот.

Пределы "выносливости" нервных клеток различны, они зависят от силы нервных процессов. Легче дают срывы, по И.П. Павлову, слабые или временно ослабленные клетки.

И.П. Павлов и его ученики отмечали, что развитие явлений нервного срыва наступает не сразу после перенапряжения нервных процессов. Для этого требуется некоторый, хотя и непродолжительный срок в 1-2 дня. Наш многолетний практический опыт свидетельствует о том, что невроз в результате психической травмы возникает по-разному. Ниже мы представим случаи заболеваний, которые развились параллельно с действием психотравмы, вскоре после психотравмы, а также на отдаленном этапе после нее.

И.П. Павлов отмечал, что при неврозах, не возникает каких-либо совершенно новых, не свойственных физиологии процессов. Вся суть патологии высшей нервной деятельности, по И.П. Павлову, состоит в том, что физиологические закономерности головного мозга приобретают другие качественные особенности. Это меняет нормальную реактивность головного мозга, и в результате происходят нарушение взаимоотношений в организме и срывы в виде искаженных реакций.

Если в норме все процессы, протекающие в коре головного мозга, находятся в определенном соподчинении и равновесии, то в условиях патологии это равновесие нарушается.

"Нарушение этого равновесия, - писал И.П. Павлов, - есть патологическое состояние, болезнь, причем часто в самой, так называемой норме".

Б анализе патологических состояний И.П. Павлов основное внимание уделял, главным образом, процессам возбуждения и торможения в центральной нервной системе и нарушающимся в процессе срыва нервной системы взаимоотношениям между ними.

Подробное изложение основ учения И.П. Павлова о высшей нервной деятельности продиктовано исключительно тем, что мы в своей практической деятельности опирались всецело на это учение. Благодаря трудам И.П. Павлова по высшей нервной деятельности, которые мы тщательным образом начали изучать в 1951 г., нам удалось понять сущность патофизиологических нарушений при пограничных состояниях, с одной стороны, а с другой, на основании этого учения построить свои методологические модели психотерапевтического воздействия на больных, страдающих различными функциональными нарушениями центральной нервной системы.

Опираясь на учение И.П. Павлова о высшей нервной деятельности, о сигнальных отношениях в центральной нервной системе, мы более четко осознали, что именно благодаря слову (сигналу II порядка) можно воздействовать на психику человека с лечебной целью.

"Слово, - писал И.П. Павлов, - благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека, связано со всеми внешними и внутренними раздражениями, все их сигнализирует, все их заменяет и потому может вызывать все те действия, реакции организма, которые обусловливают те же раздражения. Таким образом, внушение есть наиболее упрощенный типичнейший условный рефлекс человека".

Лешуковой К.И., Шс-410

"Павлов И.П.: открытие условного рефлекса и работы в области физиологии и патологии высшей нервной деятельности"

Учение Павлова о высшей нервной деятельности создало новую эпоху в физиологии мозга. Столетняя традиция изучать мозг только в форме непосредственных на него воздействий или в форме общих наблюдений была радикально изменена введением нового метода - метода условных рефлексов. Учение об условных рефлексах является оригинальным как по своей методологической сущности, так и по методическому содержанию. Оно коренным образом отличается от всего того, что было создано па протяжении трехсот лет, начиная с момента, когда Декарт сформулировал правила ответной деятельности организма. И своей теории П. использовал декартовское понятие рефлекса, т. е. установленный эволюцией ход возбуждения от периферии к центру и обратно к периферии в виде ответного действия животного па внешние раздражения.

Условный рефлекс Павлова - это принципиально новая форма регулирования отношения животного к внешнему миру. И хотя понятие о рефлексе Декарта совпадает, как отмечает сам Павлов, с понятием условного рефлекса по детерминированию "толчка и действия", все же биологический смысл того и другого принципиально различен. И то время как первый, т. е. рефлекс в смысле Декарта, осуществляется на основе врожденных, стабильных соотношений внутри системы, второй - условный рефлекс - возникает в результате индивидуального опыта животного и человека, отличается крайней изменчивостью и приспособляемостью к любым внешним условиям. Биологически условный рефлекс представляет собой наивысшую форму приспособления животного к внешнему миру и поэтому в процессе эволюции оказался связанным по преимуществу с самым молодым и в то же время с самым комплексным образованием нервной системы - с корой головного мозга.

С исследований Павлова начинается новая, богатая исключительными достижениями эпоха изучения рефлекторной деятельности головного мозга. Заслуга Павлова заключалась прежде всего в открытии нового метода. Павлов прекрасно сознавал, что вплотную подошел к "области явлений", которые сам много лет называл психическими. Вместо с тем он очень высоко оценивал то обстоятельство, что в эту область он вступил без изменения "методического фронта", т. е. сохранил физиологическую трактовку всех без исключения проявлений организма. В этом и состояла огромная научная сила теории условного рефлекса в момент ее зарождения"

Переход Павлова от работ в области пищеварения к изучению высшей нервной деятельности был далеко не случайным. Он был обусловлен ходом предшествующих исследований в его лаборатории и постепенно назревших изменений во взглядах Павлова на приспособительную деятельность пищеварительных желез, которые заставили его сделать столь важный шаг, определив шин судьбу всей физиологии мозга. Можно с уверенностью утверждать, что на рубеже 20 в. Павлов пережил один из тех внутренних конфликтов, которые часто в жизни гениальных людей дают скачкообразное развитие идей и которые трудно понять при поверхностной оценке фактов.

В самом деле, казалось бы, какая может быть органическая связь между физиологией пищеварения и темп сложными процессами коры головного мозга, которые выделяют человека из всего ряда животных и делают его хозяином природы? А между тем эта связь есть. Можно шаг за шагом проследить, как в сознании Павлов все большее место занимали законы приспособления организма к внешним условиям.

Не имея в арсенале современной ему физиологии опорных пунктов для формулирования нового учения и в то же время остро ощущая необходимость выйти за пределы узколабораторных фактов органного характера, Павлов вводит универсальный фактор организма - психический фактор-как решающий все наблюдавшиеся им процессы приспособления желез к качеству пищи.

Надо подчеркнуть, что это был вынужденный шаг сознательного материалиста. Павлов мучительно искал выходы из этого затруднения и, прибегая первоначально к "психическому" как методу объяснения, сейчас же спешил оговориться, что он не мыслит его отдельным от тела. Он чувствовал, что здесь без коренной ломки не найти правильного пути. И поэтому даже в те моменты, когда он сам горячо возражал против объяснения приспособительных явлений "обыкновенными рефлексами с полости рта", даже и тогда, чувствуя" необычность открытых им явлений, он прочно держался материалистического мировоззрения. Он писал: "Необходимо только найти причину этого явления; мы предполагаем, что причину этого нужно искать в психическом возбуждении, другие же ищут его в рефлексе со стороны полости рта. Вся беда в том, что во всех нас еще слишком твердо сидит тот дуализм, по которому душа и тело представляют собой нечто отдельное друг от друга; в глазах естествознания, конечно, подобное разделение невозможно". Позднее, обобщая двадцатилетний опыт по изучению условных рефлексов, Павлов писал: "После настойчивого обдумывания предмета, после нелегкой умственной борьбы я решил, наконец, и перед так называемым психическим возбуждением остаться в роли чистого физиолога, т. е. объективного внешнего наблюдатели и экспериментатора, имеющего дело исключительно с внешними явлениями и их отношениями".

Знаменитая речь Павлова, произнесенная им в 1903 г. в Мадриде ("Экспериментальная психология и психопатология на животных"), выражает уже совершенно продуманную, разработанную во всех деталях позицию физиологического объяснения фактически тех же самых явлений.

Мадридская речь Павлова в этом смысле представляет собой образец прямолинейности и смелости великого ученого и является начальным этапом того большого пути, который он прошел в разработке учения о высшей нервной деятельности. Период исканий и внутренней борьбы за новое мировоззрение в изучении мозга закончился успешно.

Павлову предстояла огромная созидательная работа по утверждению материалистических взглядов на самый сложный отдел человеческой деятельности - па психическую деятельность. Новые ученики вступили в лабораторию Павлова в тот период, когда уже завершилась ломка старых представлений, основанных па признании "психического фактора", и павловская лаборатория вышла на дорогу физиологических представлений о "психических" рефлексах. В этом периоде (1903-1907) у Павлова работали такие ученики, ставшие йотом видными учеными, как Г. П. Зеленый, А. П. Зельгейм, Н. А. Кашерининова и др. Они целиком привяли концепцию учителя и настойчиво искали физиологические механизмы вновь открытой деятельности головного мозга.

Основное внимание в это время было направлено на расширение начальных наблюдений, на увеличение количества фактов, которые характеризовали изменчивость и подвижность вновь открытой условии рефлекторной деятельности. В этот же период наряду с широким охватом разнообразных проявлений условного рефлекса была сделана и первая попытка представить себе конкретные нервные механизмы осуществления той "ассоциативной" связи, которая образуется между отдаленными сигналами и безусловной деятельностью организма. В эти годы Павлов приходит к заключению, что нет ни одного агента внешнего мира, который мог бы раздражать органы чувств животного и не сделаться условным раздражителем, и выявляет несколько закономерностей постепенного -угасания условного рефлекса в зависимости от неподкрепления его едой и устанавливает волнообразный характер всей кривой угасания. Выло также показано, что скорость угасания находится в прямой зависимости от интервала между отдельными применениями условного раздражителя.

В последующих работах одна за другой были вскрыты многие закономерности развития условнорефлекторной деятельности: генерализации процессов возбуждения и торможения, угасание рефлексов, внутреннее торможение во всех его разновидностях и т. д.

Одним из краеугольных камней этого учения явилось открытие явления торможения в коре больших полушарий, которое, по Павлову, составляет обратную сторону возбуждения и имеет решающее значение по всех процессах высшей нервной деятельности. Следуя своему правилу точнейшим образом анализировать фактическую сторону изучаемого явления и систематизировать факты, Павлов в первых же работах пришел к необходимости классифицировать наблюдавшиеся им формы тормозных процессов. Он разделил торможение на две основные группы - внешнее и внутреннее. Внешнее торможение условных рефлексов всегда возникает в результате какой-то вновь возникшей целостной реакции животного. Большей частью это бывает ориентировочно исследовательская реакция.

Наоборот, вторая группа - внутреннее) торможение - развивается уже в самой дуге условного рефлекса, т. е. в его корковых клетках. Типичным примером внутреннего торможения является угасание условного рефлекса. Вскоре были описаны и другие виды внутреннего торможения - дифференцировочное, условный тормоз и запаздывающее торможение. Таким образом, наряду с внешним торможением, имеющим множество подразделении, начинают умножаться и типы внутреннего торможения. Но одновременно с этими исследованиями вставала новая проблема, которая на долгое время увлекла Павлова и привела к систематическим исследованиям в его лаборатории, не прекращавшимися до самой его смерти. Это - проблема сна. Прежде чем возникла идея о том, что сон как процесс центральной нервной системы может быть изучен в свете условнорефлекторной деятельности, были установлены две физиологические закономерности корковой деятельности, послужившие естественной предпосылкой к развитию проблемы сна и к обобщениям в этой области. Это закон иррадиации и концентрации торможения и возбуждения. В работах II. И. Красногорского было показано, что тормозной процесс, возникший в определенных элементах коры, имеет способность распространяться по коре головного мозга, захватывая все больше и больше ее территорию. В школе Павлова этот процесс получил название "процесса иррадиации". Проведенные опыты показали, что тормозной процесс, возникающий в каком-либо ограниченном комплексе клеток коры головного мозга, только тогда остается ограниченным, или "концентрированным", если он не подчеркнут в своей силе. Если же настаивать на усилении тормозного процесса путем неоднократного применения тормозных раздражителей, то, как правило, торможение не удерживается в определенных границах и с некоторой постепенностью захватывает обширные районы коры головного мозга.

Поставив опыты со специальным усилением тормозных процессов, Павлов пришел к выводу, который сейчас принят физиологами мира, а именно: "Внутреннее торможение и сон - один и тот же процесс по своей физико-химической природе".

Исходя из того что кора головного мозга в нормальных условиях бодрствующего состояния животного представляет собой сложное переплетение процессов торможения и возбуждения (корковая мозаика), надо признать, что всякое нарушение этой мозаики с, перевесом в сторону торможения будет приводить к общему угнетенному состоянию, т. е. ко сну. Развитие Павловым этой теории сразу же внесло ясность в многочисленные запутанные вопросы клиники и жизни. Так, стали понятны расстройства сна, связанные с перевозбуждением коры головного мозга. Особую ясность теория Павлова внесла в самую проблему сна. Существовавшие до этого гуморальная и подкорковая теории перестали играть решающую роль, поскольку было показано, что у всякого полноценного животного и человека особенно инициативным органом развития сна является кора головного мозга.

Учение Павлова о сне повлекло за собой новые открытия, которые необычайно расширили горизонты приложения учения о высшей нервной деятельности к жизни и клинике.

Наиболее важным открытием на этом пути явилось установление фазовых состояний мозга, или "фаз сна". В исследованиях II. П. Разенкова развитие павловской теории сна привело к констатированию промежуточных состояний, которые наступают в процессе перехода нервных клеток от возбуждения к полному торможению. Эти промежуточные состояния столь радикально изменили представлении об основных свойствах нервной системы, что Павлов немедленно сделал их объектом исследований своих сотрудников. Выяснилось, что в этих промежуточных состояниях нервные клетки реагируют совершенно не так, как в нормальном состоянии. Например, в одной из фаз кора головного мозга сильно реагирует на слабые раздражители и, наоборот, на сильные дает слабый ответ (парадоксальная фаза). Так постепенно складывалось новое обобщение, сделанное Павловым: промежуточные фазы сна есть именно то, что лежит в основе гипнотических состояний человека. Стало ясно также, что оживление следов от прежних впечатлений, т. е. по существу слабых раздражителей, и образование из них сновидений также является следствием определенных состояний мозга. Т. о., стали ясными вопросы сновидения, гипноза и патологического сна.

Практический аффект павловского учения о сне особенно проявляется в его учении об охранительном торможении. Оно возникло как результат постоянных лабораторных наблюдений, в которых неоднократно выступал факт полного восстановления нервной деятельности после временного ее затормаживания. Идея охранительной и целебной роли торможения послужила отправным пунктом для применения учения Павлова о высшей нервной деятельности в клинике.

В последние годы жизни, когда Павлов открыл специальные неврологическую и психиатрическую клиники при своей лаборатории, стали широко использовать охранительное торможение в виде длительного наркотического сна в качестве основного приема при лечении схизофрении и различного рода невротических состояний (А. Г. Иванов-Смоленский).

Когда были выяснены закономерности в соотношении процессов возбуждении и торможении, возник естественный вопрос, есть ли какой-либо временной предел для перехода корковых клеток от торможения к возбуждению и обратно. Таким образом родился методический прием так наз. сшибки процессов возбуждения и торможения, и появилась в высшей степени плодотворная серия работ, которая открыла большие практические горизонты для учения Павлова о высшей периной деятельности и, и частности, теория об экспериментальном неврозе. Состояние животного после "сшибки" процессов возбуждения и торможения стали называть "срывом" нервной деятельности. Этой теории было суждено стать основой для использования учения о высшей нервной деятельности в неврологии и психиатрии.

Первый следствием этого открытия было то, что в лаборатории Павлова стали внимательно присматриваться к особенностям нервной деятельности различных животных, которые до этого считались в отношении опытов с условными рефлексами более или менее одинаковыми. Хотя еще в первых работах Павлова были намеки на то, что различные животные по-разному относятся к выработке условных рефлексов, однако только после опытов с экспериментальным неврозом факт различия нервных систем у разных животных стал настолько очевидным и демонстративным, что его уже нельзя было оставить без дальнейшей глубокой разработки. Постепенно создалось учение о типах нервной деятельности. Наряду с крайними тинами нервной системы - тормозным и возбудимым типами - Павлов установил еще несколько промежуточных типов, у которых соотношение процессов возбуждения и торможения было уравновешено в различной степени.

Учение о типах нервной системы, естественно, поставило перед Павловым вопрос - что представляют собой типовые свойства нервной системы животного в их глубоком биологическом содержании? Являются ли они следствием жизненного опыта животного или, наоборот, существуют у него уже при рождении, т. е. бывают наследственно определенными?

Необходимо было создать специальные условия дли производства спаривания животных, имеющих различные типы нервной системы. Так возникла идея создания биологической станции в Колтушах под Ленинградом и возникло новое направление работы Павлова, получившее название генетики высшей нервной деятельности.

Эти работы Павлова приобрели особенно большое значение, т. к. позволили оценить роль внешних факторов в формировании таких черт высшей нервной деятельности, которые характерны для поведения индивидуума.

Давая характеристику работам Павлова в области высшей нервной деятельности, необходимо также остановиться еще на проблеме локализации замыкания дуги условного рефлекса в коре головного мозга и его стремление приложить новые данные по физиологии мозга к проблемам неврологии и психиатрии.

Оперативные вмешательства в целостность корковых элементов проводились в лаборатории Павлова в больших масштабах - удалялась сенсомоторная область, область зрительных восприятий, звуковых и т. п. Вмешательство проводилось но только на коре больших полушарий, но и на различных периферических рецепторных аппаратах. В этом отношении особого упоминания требуют хирургические эксперименты Л. А. Андреева, разработавшего технику тонких частичных вмешательств на периферическом аппарате слуха (улитка, кортиев орган).

Все эти эксперименты убедили Павлова в том, что любая форма условного рефлекса имеет свое предпочтительное представительство в коре головного мозга. Анализ совокупности всех этих экспериментов окончательно убедил Павлова в преимущественной роли коры головного мозга в образовании и поддержании условнорефлекторной деятельности.

Одним из серьезнейших достижений в последнем периоде работ лаборатории Павлова является развитое им на основании работ П. С. Купалова, Э. А. Асратина и 10. В. Скипина представление о системности в работе больших полушарий, открывшее возможность точного физиологического анализа наиболее синтетических форм деятельности на уровне коры головного мозга. На протяжении всей своей творческой жизни Павлов стремился каждое свое достижение в той или иной степени связать с клинической практикой. Особенно сильно это проявилось в последний период его работы, когда были выявлены основные законы нормальной деятельности головного мозга и на их основе создались представления о возможных локализациях патологических нарушении и их лечения. В связи с этим возник ряд идей, которые потом так успешно разрабатывались и в лаборатории и в клинике. Среди них можно упомянуть о регулирующем действии брома на соотношение возбуждения и торможения, о значении желез внутренней секреции для высшей нервной деятельности, о влиянии кастрации и т. д. как факторов, определяющих патологию и недостаточность нервной деятельности, а также исследование реакции нервной системы животных на сверхсильные раздражители, охранительную и целебную роль торможения в этих реакциях и т. д. В связи со всей серией перечисленных выше вопросов настала все большая необходимость вступить в тесный контакт с клинической практикой в форме систематического разбора болезней.

Для решения этих вопросов при лаборатории 11. в 1925 г. были открыты специальные клиники - неврологическая и психиатрическая. Они стали центром клинико-физиологического опыта по высшей нервной деятельности.

Работа лаборатории Павлова была организована таким образом, что одна часть ее проводилась в теоретических лабораториях, а другая - в этих двух клиниках. Каждую среду ученики Павлова собирались в утренние часы в лаборатории для разбора всего материала, полученного за истекшую неделю. А после обеденного перерыва те же ученики в полном составе переходили в одну из клиник, и здесь Павлов проводил тщательный разбор отдельных клинических случаев.

Именно здесь, в этой обстановке, у него родились первые мысли о том, что специфическое отличие человека заключается в его способности переводить непосредственные, "первичные сигналы" от жизненной обстановки во "вторичные сигналы" - слова, которые по своей сути должны давать обобщенное представление о текущей деятельности.

Так родилось учение Павлова о второй сигнальной системе как специфической деятельности головного мозга человека, выраженной гл. обр. в его речевой деятельности. Это новое и смелое обобщение Павлова позволило наметить путь для изучения высшей нервной деятельности человека, особенно патологических проявлений в области нарушения речевых функции.

В настоящее время учение о высшей нервной деятельности развивается на основе использования современных средств тонкого электрофизиологического исследования мозга. Это новое направление признано теперь всеми лучшими неврофизиологическими лабораториями мира. Широкое распространение в последние годы плен условного рефлекса в зарубежных странах связано с тем, что условный рефлекс является единственным физиологическим принципом, охватывающим деятельность целого мозга. Он стал критерием правильности нашего понимания отдельных тончайших процессов, совершающихся в мозге и вскрытых новейшими методами исследования.

В этом нельзя не видеть огромного успеха павловского учения об условных рефлексах.

Рефлекс цели - стремления живого организма к обладанию различными ресурсами. Термин введён И.П. Павловым . Вот как он рассказал об этом рефлексе на III-м съезде естествоиспытателей:

«Рефлекс цели имеет огромное жизненное значение, он есть основная форма жизненной энергии каждого из нас. Жизнь только того красна и сильна, кто всю жизнь стремится к постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели, или с одинаковым пылом переходит от одной цели к другой. Вся жизнь, все её улучшения, вся её культура делается рефлексом цели, делается только людьми, стремящимися к той или другой поставленной ими себе в жизни цели. Ведь коллекционировать можно всё, пустяки, как и всё важное и великое в жизни: удобства жизни (практики), хорошие законы (государственные люди), познания (образованные люди), научные открытия (учёные люди), добродетели (высокие люди) и т. д.

Наоборот, жизнь перестает привязывать к себе, как только исчезает цель. Разве мы не читаем весьма часто в записках, оставляемых самоубийцами, что они прекращают жизнь потому, что она бесцельна. Конечно, цели человеческой жизни безграничны и неистощимы. Трагедия самоубийцы в том и заключается, что у него происходит чаще всего мимолётное, и только гораздо реже продолжительное, задерживание, торможение, как мы, физиологи, выражаемся, рефлекса цели.

Рефлекс цели не есть нечто неподвижное, но, как и все в организме, колеблется и изменяется, смотря по условиям, то в сторону усиления и развития, то в сторону ослабления и почти совершенного искоренения. И здесь опять бросается в глаза аналогия с пищевым рефлексом.

Правильным пищевым режимом - соответствующей массой еды и правильной периодичностью в приеме пищи обеспечивается всегда здоровый сильный аппетит, нормальный пищевой рефлекс, а за ним и нормальное питание. И наоборот. Припомним довольно частый житейский случай. У ребёнка весьма легко возбуждается от слова об еде, а тем более от вида пищи, пищевой рефлекс ранее надлежащего срока. Ребёнок тянется к еде, просит еду и даже с плачем. И если мать, сантиментальная, но не благоразумная, будет удовлетворять эти его первые и случайные желания, то кончится тем, что ребёнок, перехватывая еду урывками, до времени надлежащего кормления, собъёт свой аппетит, будет есть главную еду без аппетита, съест в целом меньше, чем следует, а при повторениях такого беспорядка расстроит и своё пищеварение и своё питание.

В окончательном результате ослабнет, а то и совсем пропадёт аппетит, т. е. стремление к пище, пищевой рефлекс.

Следовательно, для полного, правильного, плодотворного проявления рефлекса цели требуется известное его напряжение.

Англосакс, высшее воплощение этого рефлекса, хорошо знает это, и вот почему на вопрос: какое главное условие достижения цели? - он отвечает неожиданным, невероятным для русского глаза и уха образом: существование препятствий. Он как бы говорит: «пусть напрягается, в ответ на препятствия, мой рефлекс цели - и тогда-то я и достигну цели, как бы она ни была трудна для достижения». Интересно, что в ответе совсем игнорируется невозможность достижения цели. Как это далеко от нас, у которых «обстоятельства» всё извиняют, всё оправдывают, со всем примиряют! До какой степени у нас отсутствуют практические сведения относительно такого важнейшего фактора жизни, как рефлекс цели. А эти сведения так нужны во всех областях жизни, начиная с капитальнейшей области - воспитания.

Рефлекс цели может ослабнуть и даже быть совсем заглушён обратным механизмом. Вернёмся опять к аналогии с пищевым рефлексом... Как известно, аппетит силен и невыносим только в первые дни голодания, а затем он очень слабнет. Точно так же и в результате продолжительного недоедания наступает заморенность организма, падение его силы, а с ней падение основных нормальных влечений его, как это мы знаем относительно систематических постников. При продолжительном ограничении в удовлетворении основных влечений, при постоянном сокращении работы основных рефлексов падает даже инстинкт жизни, привязанность к жизни. И мы знаем, как умирающие в низших, бедных слоях населения спокойно относятся к смерти. Если не ошибаюсь, в Китае даже существует возможность нанимать за себя на смертную казнь.

Когда отрицательные черты русского характера: леность, непредприимчивость, равнодушное или даже неряшливое отношение ко всякой жизненной работе, навевают мрачное настроение, я говорю себе: нет, это не коренные наши черты, это - дрянной нанос, это проклятое наследие крепостного права. Оно сделало из барина тунеядца, освободив его, в счёт чужого дарового труда, от практики естественных в нормальной жизни стремлений обеспечить насущный хлеб для себя и дорогих ему, завоевать свою жизненную позицию, оставив его рефлекс цели без работы на основных линиях жизни. Оно сделало из крепостного совершенно пассивное существо, без всякой жизненной перспективы, раз постоянно на пути его самых естественных стремлений восставало непреодолимое препятствие в виде всемогущих произвола и каприза барина и барыни.

И мечтается мне дальше. Испорченный аппетит, подорванное питание можно поправить, восстановить тщательным уходом, специальной гигиеной. То же может и должно произойти с загнанным исторически на русской почве рефлексом цели. Если каждый из нас будет лелеять этот рефлекс в себе как драгоценнейшую часть своего существа, если родители и всё учительство всех рангов сделает своей главной задачей укрепление и развитие этого рефлекса в опекаемой массе, если наши общественность и государственность откроют широкие возможности для практики этого рефлекса, то мы сделаемся тем, чем мы должны и можем, быть, судя по многим эпизодам нашей исторической жизни и по некоторым взмахам нашей творческой силы».

Павлов И.П., Рефлекс цели / в Сб: Павлов И.П., Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных, М., «Медгиз», 1951 г., с. 199-201.

В области физиологии сердечно-сосудистой системы.

В течение первого периода научное деятельности Павлов преимущественно занимался изучением физиологии сердечно-сосудистой системы. К этому времени относится его диссертация "Центробежные нервы сердца", в которой впервые было показано существование специальных нервных волокон, усиливающих и ослабляющих деятельность сердца теплокровных животных. На основании своих исследований Павлов высказал предположение, что открытый им усиливающий нерв оказывает свое действие на сердце путем изменения обмена веществ в сердечной мышце. Развивая эти представления, Иван Петрович в дальнейшем создал учение о трофической функции нервной системы.

Уже в работах по физиологии кровообращения проявились высокое мастерство, новаторский подход Павлова в проведении эксперимента. Поставив перед собой задачу, изучить влияние приема жидкой и сухой пищи на кровяное давление собаки, он смело отходит от традиционных острых опытов на наркотизированных животных и ищет новые приемы исследования. Иван Петрович приучает собаку к опыту и путем длительной тренировки добивается того, что без наркоза представляется возможным отпрепарировать тонкую артериальную ветвь на лапе собаки и в течение многих часов повторно регистрировать кровяное давление после различных воздействий. Решение этой задачи явилось зарождением метода хронического опыта.

В области физиологии пищеварения

Наряду с работой в области физиологии сердечно-сосудистой системы Павлов занимался изучением некоторых вопросов физиологии пищеварения. Но систематические исследования в этой области он начал проводить только в 1891 году в лаборатории Института экспериментальной медицины. Основной идеей в этих работах, также как в исследованиях по кровообращению, была идея нервизма, заимствованная Павловым от С. П. Боткина и И. М. Сеченова. Однако изучение регуляторной функции нервной системы (в процессе пищеварения) у здорового животного не могло быть осуществлено при методических возможностях, которыми располагала физиология того времени.

Созданию новых методов, новых приемов в физиологии Павлов посвятил ряд лет. Им были разработаны специальные операции на органах пищеварительного тракта и введен в практику метод хронического эксперимента, позволивший изучать деятельность пищеварительного аппарата на здоровом животном. В 1879 году Иван Петрович впервые в истории физиологии произвел операцию, в результате которой получил постоянную фистулу поджелудочной железы. Вокруг одно из двух ее протоков он вырезал небольшой участок кишки, а образовавшиеся в кишке отверстия зашил; вырезанный кусок он вшил в кожную рану так, чтобы сок мог по протоку вытекать наружу. Другой проток железы оставался на месте. По этому протоку сок продолжал изливаться в кишку, и нормальное пищеварение не нарушалось. Через некоторое время рана зажила, и ученый приступил к дальнейшим опытам.

Операция сделанная Павловым, коренным образом отличалась от тех, которые обычно производились для изучения различных отделов пищеварительного тракта. Впервые появилась возможность изучать на здоровом животном выделение одного из пищеварительных соков в чистом виде - без примеси пищи. Собаки с фистулой поджелудочной железы жили в Павловской лаборатории годами.

Чтобы изучить работу слюнных желез, Павлов вместе со своим учеником Глинским разработал новый способ операций, который позволял в любой момент собрать чистую слюну без примеси пищи.Но И. П. Павлов не ограничился этими опытами и вместе со своей сотрудницей Шумовой-Симановской сделал своей подопытной собаке, уже имевшей фистулу желудка, еще одну дополнительную операцию: обнажил верхнюю часть пищевода, перерезал его, вывел оба конца наружу и укрепил их по краям раны.

После операции пища, которую съедала собака, вываливалась наружу через отверстие перерезанного пищевода. Собака с фистулой желудка и перерезанным пищеводом несколько часов подряд могла глотать одну и ту же пищу и не насыщаться ею. При таком мнимом кормлении, как и предполагал великий ученый, из фистулы желудка выделялся совершенно чистый желудочный сок, не смешанный ни с пищей, ни со слюной. Таким образом, он смог доказать, что работа желудочных желез подчинена нервной системе и управляется ими

По изучению высшей нервной деятельности.

Изучая деятельность сердца, проводя опыты по исследованию работы пищеварительных желез, Иван Петрович неизбежно встречался с воздействием внешних условий, со связью организма с окружающей его средой. Это привело ученого к исследованиям, создавшим новый раздел в физиологии и обессмертившим его имя. Высшая нервная деятельность - вот над изучением чего начал работать Павлов и работал до конца своей жизни.

С введением метода условных рефлексов отпала необходимость строить догадки о внутреннем состоянии животного при действии на него различных раздражителей. Вся деятельность организма, исследовавшаяся ранее только с помощью субъективных методов, стала доступной для объективного изучения. Открылась возможность познавать опытным путем связи организма с внешней средой. Сам же условный рефлекс сделался для физиологии, по выражению Павлова, "центральным явлением", пользуясь которым оказалось возможным все полнее и точнее изучать как нормальную, так и патологическую деятельность больших полушарий. Впервые Павлов сообщил об условных рефлексах на четырнадцатом Международном медицинском конгрессе в Мадриде.

В течение долгих лет Иван Петрович вместе с многочисленными сотрудниками и учениками разрабатывал учение о высшей нервной деятельности. Шаг за шагом вскрывались тончайшие механизмы корковой деятельности, выяснялись взаимоотношения между корой больших полушарий и нижележащими отделами нервной системы, изучались закономерности протекания процессов возбуждения и торможения в коре. Было установлено, что эти процессы находятся в тесной и неразрывной связи, способны широко иррадиировать, концентрироваться и взаимно действовать друг на друга. На сложном взаимодействии этих двух процессов и основана, по Павлову, вся анализаторная и синтезирующая деятельность коры больших полушарий. Этими представлениями была создана физиологическая основа для изучения деятельности органов чувств, которое до Павлова было построено в основном на субъективном методе исследования.